– Моя мама не жила с моим отцом, – произнес он и откашлялся. – Она забеременела, а ему было наплевать. Она никогда не говорила, но я подозреваю, что она провела с моим отцом всего одну ночь. Кто знает? Может, она даже шантажировала его своей беременностью, чтобы попытаться заманить в ловушку. Но если она его и шантажировала, то это имело неприятные последствия. Она осталась одна, молодая и без образования. Она злилась на всех мужчин в мире, кроме меня. – Он пожал плечами, стараясь отшутиться: – Перед тобой стопроцентный незаконнорожденный ребенок.
Взгляд Норы был ожесточенным, словно она видела намного больше, чем Брендан намеревался ей сказать.
– Нет, – мягко произнесла она, – это очередной слой. Что было дальше? Рассказывай до конца.
– Мы были бедны, – сказал Брендан. – Знаешь, принято говорить, что бедность – это когда ты не ходишь в ресторан, чтобы поесть, или не получаешь сорок подарков на Рождество, или не носишь новомодную одежду от известных дизайнеров, как все остальные.
– Настоящие бедняки не хвастаются своим положением, – сказала она.
Ну вот. Достаточно. Брендан сказал ей, что чувствует неудовлетворенность своей работой. И о том, что он незаконнорожденный и вырос в бедности.
Однако это не все его секреты. И Нора об этом знает. Брендан ощущал, как ее энергия вытягивает из него слова. Или, может быть, ему просто пора выговориться.
– Мы были практически нищими. По утрам моя мама работала горничной в мотеле и в частных домах, а по вечерам официанткой. Мы считали каждый цент. Иногда у нас не было еды. Иногда нас выселяли, потому что мы не могли заплатить за квартиру.
– Я вырос, зная, что обязан оправдать каждую жертву моей матери. Каким-то непонятным для меня образом ей удавалось зарабатывать на еду и накопить немного денег, чтобы я поступил в университет. Я работал на трех работах. Я получал стипендию. Мать дожила до того момента, когда я получил диплом.
– После ее смерти я колесил по стране, потом переехал в Хансен. Здесь была небольшая архитектурная фирма. Я сказал себе, что должен трудоустроиться, но мне кажется, что я переехал сюда, чтобы забыть прошлое.
– А потом я встретил Бекки. По правде говоря, я не верил, что такая девушка, как она, посмотрит на парня вроде меня. Она была единственной дочерью и выросла в очень обеспеченной семье уроженцев Хансена. У нее на заднем дворе был бассейн, она имела загородный дом в Вале, окончила дорогую школу в Швейцарии.
– Я отгородился от своего прошлого, – сказал он. – Я его стыдился. Я никому не говорил, откуда родом, особенно богатой девушке, которая безумно в меня влюбилась. Я подумал, что если бы она узнала обо мне все, то никогда не согласилась бы выйти за меня замуж.
– Она так ни разу и не спросила?
– Конечно, она спрашивала. Мне кажется, сначала ей нравилась моя таинственность, ибо я мало говорил о своем прошлом.
Брендан умолк. Он наговорил слишком много. Кому нужны его переживания? Но вот он посмотрел на Нору и понял, что ей не все равно. И он увидел, что свет ее глаз не позволит ему отмолчаться – Брендан не успокоится, пока не выговорится.
– Я чувствовал, что должен заслужить веру Бекки в меня. Мне было недостаточно ежемесячно оплачивать счета. Нет, я должен был добиться успеха. Мне требовались все атрибуты успеха.
– Когда мой босс собрался на пенсию, я решил купить у него фирму. А потом, в это же самое время, на продажу выставили дом Бекки. В таких домах, вроде этого, когда-то работала моя мать, пока я был маленьким. Она называла их замками.
В самом деле, пора остановиться. Но казалось, маленький мальчик, обещавший матери купить ей замок, не остановится, пока не скажет все до конца.
– Иногда, если отменяли занятия в школе или я заболевал, мне приходилось идти с ней в те причудливые дома.
– Для ребенка, живущего в двухкомнатной лачуге в районе для нищеты, такие дома казались замками. Отдельная комната под столовую. Четыре ванные комнаты. Паркетные полы и турецкие ковры, красивые картины и удивительные люстры. У детей были тематически оформленные спальни. В одном доме у мальчика была комната пирата, а у девочки – принцессы. Я вырос, мечтая, что когда-нибудь разбогатею.
Брендану казалось, что уже можно остановиться. Но в его душе словно прорвало плотину. Он будто очищался от чего-то токсичного, с каждым словом ему становилось легче и свободнее.
При виде света в глазах Норы он был в свободном падении, надеясь, что выдержит приземление. Глубоко вздохнув, он решил рассказать все до конца.
– Бекки было безразлично, купим мы этот дом или нет. Но мне было не все равно. Я должен был обеспечить ей тот уровень жизни, к которому она привыкла. Я переусердствовал. Я не хотел, чтобы она работала. Я считал, что, если она станет работать, меня сочтут неудачником, который не в состоянии содержать жену. Я трудился день и ночь. Она все сильнее разочаровывалась во мне, пытаясь до меня достучаться. Она начинала понимать, что моя так называемая таинственность – обычная неспособность найти с ней общий язык. Она сказала, что я перестал веселиться. Что жизнь ее больше не радует.
И вот наконец самое худшее. Сейчас он расскажет, как погубил хорошую женщину, которая не сделала ничего дурного, а просто его любила.
– Я не хотел ребенка, – хрипло произнес он. – Я думал, что ребенок – очередной стресс. Я не знал, что она пыталась спасти наш брак. Я даже не подозревал, что он рушится. Она организовала совместные выходные. Мы должны были кататься на лыжах. Обрадовался ли я? Нет. Я рассердился. Я не понимал, зачем она тратит деньги на всякую ерунду. Но она хотела, чтобы мы развлеклись. Она желала, чтобы мы оказались в романтической обстановке. У нее для меня была большая новость. Новость, которую стоило отпраздновать. Новость, на которую стоит тратить деньги. В день, когда предстояло ехать, у меня на работе возникли проблемы. Тогда казалось, что их нужно срочно решить. Теперь я задаюсь вопросом, не сделал ли намеренно эти проблемы срочными, чтобы показать Бекки, как я раздражен из-за ее денежных трат на поездку, которая отрывает меня от работы. Я сказал ей, чтобы она ехала на лыжный склон без меня. Я собирался приехать туда вечером. Она ушла от меня в расстроенных чувствах. Пока она была в пути, начался сильный снегопад. Она потеряла контроль над автомобилем, вылетела за пределы дороги и врезалась в дерево. Она погибла мгновенно. Причину праздника я узнал от следователя. Бекки была беременна. Ребенок тоже погиб. Она перестала принимать противозачаточные таблетки. Я знаю, потому что после обнаружил их в аптечке. Потом я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос. Спровоцировало ли аварию то, что Бекки расстроилась из-за меня? Наверное. И если работа была для меня всем до той аварии, то после я стал дневать и ночевать в офисе. Работа стала единственным способом заглушить мое чувство вины. Единственным способом. Знаешь, за неделю до смерти она сказала мне: «Если я умру первой, то вернусь и сообщу тебе, что у меня все хорошо». Но я не услышал любви в ее словах. Я просто ответил: «Ничего хорошего с тобой не будет. Ты же умрешь». Она так и не вернулась, – прошептал Брендан. – Она не сообщила мне, что с ней все в порядке. Потому что ей плохо. И только я виноват, что ей плохо.